я влюблена в него, пожалуй
На обратном пути из одной нашей поездки я стал свидетелем сцены,
глубоко меня поразившей. Мы побывали в Шартре и возвращались в Париж. Грэй
вел машину, Ларри сидел рядом с ним, а Изабелла и я - сзади. Все мы устали
от долгого дня. Ларри вытянул руку вдоль спинки переднего сиденья. От этого
движения рукав его рубашки задрался, обнажив узкое запястье и часть
загорелой руки, поросшей тонкими светлыми волосками, которые золотило
вечернее солнце. Меня поразило молчание и неподвижность Изабеллы, и я
взглянул на нее. Она сидела окаменев, словно загипнотизированная, и часто
дышала. Глаза ее были прикованы к этому жилистому запястью с золотыми
волосками и длинным, тонким, но крепким пальцам. Я никогда не видел, чтобы
на человеческом лице была написана такая неприкрытая голодная страсть. Это
была маска похоти. Я бы ни за что не поверил, что прелестные черты Изабеллы
способны выражать столь откровенную чувственность. Красота ее исчезла, лицо
было уродливое и страшное. Оно наводило на мысль о животном, о суке в охоте,
и мне стало нехорошо. Она не замечала меня, не замечала ничего, кроме этой
руки, так непринужденно лежавшей на спинке сиденья и будившей в ней бешеное
желание. Потом словно судорога прошла по ее лицу, она передернулась и
отодвинулась в угол машины.
- Дайте мне сигарету, - сказала она, и я с трудом узнал ее голос, такой
он был грубый и хриплый.
Я дал ей закурить. Она с жадностью затянулась, а потом всю дорогу
молчала.