На работе разгребала вчера авгиевы конюшни.
Нереальные кучи запыленных бумаг, обрезков искуственного меха, бумажки от букетов, салфетки для декупажа, вырезанные из мягких игрушек глаза, бусинки и прочее говно.
Очень тяжело работать с барахольщиками. И главное, что я не могу этого выкинуть - поднимется кипеш и истерика, я методично аккуратно складываю все по коробкам, а коробки распихиваю по углам.
Говно я выкидываю с определенной целью - расчистить окна нашего помещения, помыть их, оформить и повесить объявления, что это не бомжацкий притон, а детский благотворительный фонд.
Очень хочу сделать красиво. Цветочки высадить. Пока отчаянно глотаю пыль, и осознаю, что разгребаю один угол и захламляю соседний.
Мамы пришли на занятие, увидели мои мытарства, и некоторые даже вызвались помочь с помывом окон (хотя я по-прежнему слабо представляю, как их помыть с улицы сквозь решетки).
Я выцыганила нам участие на Московском весеннем фестивале, будем продавать работы мам. Работы у них по-прежнему довольно кривые, зато терапевтический эффект нашего мероприятия налицо. У меня все стали очень спокойные. Даже болтушки угомонились. Все сидят, шьют себе тихонечко, бусинки перебирают. Кто-то приходит с детьми, например, с девочкой-инвалидом Таней. Тане лет двадцать на самом-то деле. Она знает с десяток слов и полна любви. Когда Таня меня обнимает (а обнимает она меня как только я оказываюсь в пределах досягаемости) у меня аж рёбра трещат. В ухо мне звучит громогласное "Тая юбит!"
Угрюмая вечно напряженная крайне многодетная мама Досаева вчера при мне впервые засмеялась. Легко так, звонко. Было очень непривычно и радостно, когда из нее выскочил этот хохот, нормальный такой, девчачий.
Короче, вся эта возня с говном, бумажками и поиском спонсоров все-таки имеет смысл.